Поэзия Байрона — одно из самых ярких явлений европейского романтизма. В стихотворении «К морю» Пушкин говорит о Байроне как о «властителе дум» своего поколения, равном по мрачному величию Наполеону:
…И вслед за ним, как бури шум,
Другой от нас умчался гений,
Другой властитель наших дум.
Исчез, оплаканный свободой,
Оставя миру свой венец,
Шуми, взволнуйся непогодой,
Он был, о море, твой певец.
Твой образ был на нем означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем не укротим.
Лорд Байрон был одинок в аристократических кругах Лондона. Детство его прошло в бедности. Затем он получил (не по прямой линии) наследство и титул лорда и оказался в среде, чуждой ему по духу. Его демократизм и активность натуры требовали не только презрения к лицемерию родовитых соплеменников, но и действий в защиту обездоленных. Его горячие речи в английском парламенте в защиту свободы, милосердия и справедливости усилили пропасть между поэтом и обществом. К этому добавилась семейная драма: родители жены не приняли Байрона, разрушили их брак.
Байрон отправился в длительное путешествие по разным странам, а затем, в 1816 году, совсем покинул родину. Он живет снача ла в Швейцарии, потом в Италии, в Греции. «Об Англии вы мне не говорите, — писал он своему другу Джону Хобхаузу, — она исключается. Были у меня там когда-то дом и земля, жена и ребенок, и имя — но все это отнято у меня или же подверглось странным превращениям».
В Италии Байрон с таким пылом отдается идее освобождения страны от австрийского ига, что готов пожертвовать всем своим временем, всем состоянием. Ему кажется, что поэзия отступает в его душе перед революцией, что реальное общественное действие выше, важнее возможностей литературы. «Вы увидите, — пишет он Томасу Муру, — что я еще покажу себя — не в литературе, это пустяк, и, как ни странно, мне кажется, что не в ней мое призвание. Вы увидите, что я совершу нечто такое, что, как… сотворение мира, поставит философов в тупик».
Мятежный дух присущ не только поэзии Байрона, но и всей его жизни. Смерть Байрона, находившегося в отряде греческих повстанцев, подтвердила верность поэта идеалам свободы и справедливости.
Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот арфа золотая:
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах звуки Рая,
Й если не навек надежды Рок унес,
Они в груди моей проснутся,
И если есть в очах застывших капля слез —
Они растают и прольются.
Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,
Мне тягостны веселья звуки!
Я говорю тебе: я слёз хочу, певец,
Иль разорвется грудь от муки.
Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно;
И грозный час настал — теперь она полна,
Как кубок смерти, яда полный.